Неточные совпадения
Не без труда и не скоро он распутал тугой клубок этих чувств: тоскливое ощущение утраты чего-то очень важного,
острое недовольство собою, желание отомстить Лидии за обиду, половое любопытство к ней и рядом со всем этим напряженное желание убедить девушку в его значительности, а за всем этим явилась уверенность, что в
конце концов он любит Лидию настоящей любовью, именно той, о которой пишут стихами и прозой и в которой нет ничего мальчишеского, смешного, выдуманного.
Постепенно сквозь шум пробивался и преодолевал его плачущий, визгливый голос, он притекал с
конца стола, от человека, который, накачиваясь, стоял рядом с хозяйкой, — тощий человек во фраке, с лысой головой в форме яйца, носатый, с
острой серой бородкой, — и, потрясая рукой над ее крашеными волосами, размахивая салфеткой в другой руке, он кричал...
Она не играла роль царицы, жены Менелая, она показывала себя, свою жажду наслаждения, готовность к нему, ненужно вламывалась в группы хористов, расталкивая их плечами, локтями, бедрами, как бы танцуя медленный и пьяный танец под музыку, которая казалась Самгину обновленной и до
конца обнажившей свою
острую, ироническую чувственность.
Рассказы эти передавались без малейших прикрас и утаек, во всеуслышание, при детях, и, разумеется, сильно действовали на детское воображение. Я, например, от роду не видавши тетеньки, представлял себе ее чем-то вроде скелета (такую женщину я на картинке в книжке видел), в серо-пепельном хитоне, с простертыми вперед руками,
концы которых были вооружены
острыми когтями вместо пальцев, с зияющими впадинами вместо глаз и с вьющимися на голове змеями вместо волос.
Фигура яиц, общая всем куличьим яйцам, имеет ту особенность, что нижний
конец их представляет
острый угол и большая ширина яйца находится только в самом верху тупого
конца, а не в середине.
Журавль очень высок на ногах, шея его также очень длинна, и если б нос соответствовал другим членам, как это бывает у куликов, то ему следовало бы быть в пол-аршина длиною, но его нос, крепкий и
острый к
концу, темно-зеленоватого костяного цвета, не длиннее трех вершков, голова небольшая.
Длина этой утки от носа до хвоста, или, лучше сказать до ног, ибо хвостовых перьев у гагар нет, — одиннадцать вершков, нос длиною в вершок, темно-свинцового цвета, тонкий и к
концу очень
острый и крепкий; голова небольшая, продолговатая, вдоль ее, по лбу, лежит полоса темно-коричневого цвета, оканчивающаяся позади затылочной кости хохлом вокруг всей шеи, вышиною с лишком в вершок, похожим более на старинные брыжжи или ожерелье ржавого, а к корню перьев темно-коричневого цвета; шея длинная, сверху темно-пепельная, спина пепельно-коричневая, которая как будто оканчивается торчащими из зада ногами, темно-свинцового цвета сверху и беловато-желтого снизу, с редкими, неправильными, темными пятнами; ноги гагары от лапок до хлупи не кругловаты, но совершенно плоски, три ножные пальца, соединенные между собой крепкими глухими перепонками, почти свинцового цвета и тоже плоские, а не круглые, как бывает у всех птиц.
Красноустик вдвое или почти втрое больше обыкновенной ласточки; цвет его перьев темно-кофейный, издали кажется даже черным, брюшко несколько светлее, носик желтоватый, шея коротенькая, головка довольно велика и кругла, ножки тонкие, небольшие, какого-то неопределенного дикого цвета, очевидно не назначенные для многого беганья, хвостик белый, а
концы хвостовых перьев черноватые; крылья длинные, очень
острые к
концам, которые, когда птичка сидит, накладываются один на другой, как у всех птиц, имеющих длинные крылья, например: у сокола, копчика и даже у обыкновенной ласточки.
Идти мимо пустовавших в Туляцком
конце изб переселенцев для старика был нож
острый, но другой дороги не существовало.
В
конце улицы, — видела мать, — закрывая выход на площадь, стояла серая стена однообразных людей без лиц. Над плечом у каждого из них холодно и тонко блестели
острые полоски штыков. И от этой стены, молчаливой, неподвижной, на рабочих веяло холодом, он упирался в грудь матери и проникал ей в сердце.
Просвечивающие, стянутые к
концам рей
острыми углами, великолепные парусные изгибы нагромождены вверху и вокруг.
Забору этому не было
конца ни вправо, ни влево. Бобров перелез через него и стал взбираться по какому-то длинному, крутому откосу, поросшему частым бурьяном. Холодный пот струился по его лицу, язык во рту сделался сух и неподвижен, как кусок дерева; в груди при каждом вздохе ощущалась
острая боль; кровь сильными, частыми ударами била в темя; ушибленный висок нестерпимо ныл…
А куряне славные —
Витязи исправные:
Родились под трубами,
Росли под шеломами,
Выросли как воины,
С
конца копья вскормлены.
Все пути им ведомы,
Все яруги знаемы,
Луки их натянуты,
Колчаны отворены,
Сабли их наточены,
Шеломы позолочены.
Сами скачут по полю волками
И, всегда готовые к борьбе,
Добывают
острыми мечами
Князю — славы, почестей — себе...
К
концу того же дня Литвинов подъезжал к Татьяниной деревне. Домик, где жила бывшая его невеста, стоял на холме, над небольшой речкой, посреди недавно разведенного сада. Домик тоже был новенький, только что построенный, и далеко виднелся через речку и поле. Литвинову он открылся версты за две с своим
острым мезонином и рядом окошек, ярко рдевших на вечернем солнце.
Фома, усевшись на
конце стола, среди каких-то робких и скромных людей, то и дело чувствовал на себе
острые взгляды старика.
Молодой, рыжий, с надвинутым на затылок кепи офицер махнул белым платком, и двенадцать ружей блеснули на ярком утреннем солнце светлыми стволами и в одну линию, параллельно земле, вытянулись впереди солдат, сделавших такое движение, будто бы они хотели достать
концами острых штыков солдатика в саване, а ноги их примерзли к земле.
Через неделю, в воскресенье, следовавшее за знаменитою проповедью «о предрассудках», Демидов не сманкировал, а приехал в церковь, но, опоздав, вошел в половине обедни. Он до
конца отстоял службу и проповедь, которая на этот раз касалась вещей обыкновенных и ничего
острого в себе для него не заключала; но тут же он выкинул удивительную штуку, на которую архимандрит ответил еще более удивительною.
С богом!» Падает вниз освобожденный парус и, похлопав нерешительно в воздухе, вдруг надувается, как выпуклое,
острое, торчащее
концом вверх белое птичье крыло.
Должник устроен довольно затейливым образом: другой коней его прикрепляется к железному прутику, вершка в два с половиной длиною; прутик просовывается весьма свободно в круглое отверстие костяной дощечки, просверленной на средине (длиною вершка в два, а шириною в палец] и держится в дощечке на широкой шляпке, какая бывает у большого гвоздя; к обоим
концам косточки прикреплен своими
концами ремешок (в четверть длиною), вытянутый посредине кверху; он составляет
острый треугольник, которому основанием служит дощечка; к верхнему
острому углу ременного треугольника привязываются простою петлею обе опутинки; стоит дернуть за их
концы — петля развяжется, и ястреб может лететь.
Помню, пришёл я к нему, опустился на колени и молчу. И он тоже долго молчал, и всё вокруг было насыщено мёртвым молчанием. Лица его не видно мне, только тёмный
конец острого носа вижу.
Если же случалось, что сметливый зверь, предчувствуя беду, не хотел выходить, то его понуждали выходить, беспокоя длинными шестами, на
конце которых были
острые железные наконечники, бросали зажженную солому или стреляли в него холостыми зарядами из ружей и пистолетов.
Невдалеке от нас
конец мыса выступал
острым краем в реку, и здесь льдины, разгоняемые течением, разбивались с особенною силой.
В горнице у меня — жандарм, солдаты и высокий, осанистый жандармский офицер, с
острой седой бородкой и большими усами, —
концы их висят вниз, кажется, что у него три бороды. Книги побросаны на пол, всё перерыто.
У калитки стояли легкие сани, узкие и высокие спереди, но широкие и низкие к заднему
концу. Запряженные в них две лошади порывисто мотали головами, косились назад и озабоченно двигали
острыми ушами: должно быть, и они чувствовали необычайное настроение этой ночи. Файбиш сел впереди, боком, свесив наружу ноги; а Цирельман поместился сзади в неудобной позе, держась широко расставленными руками за поручни.
Она кивнула ему головой и, взяв за
конец двумя пальцами длинную прядь собственных волос, прикусила ее своими
острыми зубками.
Великою начитанностью,
острым разумом и учительным словом во все
концы старообрядства гремела начальная старица Капитолина Ярославка, диаконова толка, да старица Анисья Козьмодемьянка.
Когда Катя разговаривала с Корсаковым, ей представлялась картина: хрупкая ладья несется по течению в бешеном, стихийном потоке, среди шипящей пены и
острых порогов, а сидящие в ладье со смертельными усилиями только следят, чтобы ладья не опрокинулась, не дала течи, не налетела на подводную скалу. И верят, что, в
конце концов, выплывут на широкую, светлую реку. А толчки, перекатывающиеся волны, треск бортов, — все это было естественно и неизбежно.
Огромное, близкое, страшное солнце на каждом стволе ружья, на каждой металлической бляхе зажгло тысячи маленьких ослепительных солнц, и они отовсюду, с боков и снизу забирались в глаза, огненно-белые,
острые, как
концы добела раскаленных штыков.
На его лице, бледном, очень тонком, с красиво подстриженною черною бородою, разделенною на две пряди, и в темно-серых
острых глазах не выразилось ничего: ни досады, ни беспокойства. Только на белом, высоком, но сдавленном лбу, где плоские, лоснящиеся волосы лежали еще густою прядью, чуть заметно обозначилась одна линия, над самым носом, крепким, несколько хрящеватым, породистым. Усы он поднимал над волосами бороды, и
концы их немного торчали.
В
конце произошел маленький инцидент. В прениях выступил товарищ Буераков и заговорил резко, глядя
острыми глазками...
Из-под котелка, оставлявшего в тени верхнюю часть лица, спускался тонкий и длинный нос, на
конце острый, как у покойника.